— Да, — ответила она. — Да.
Он притянул ее ближе безжалостным поцелуем и подмял под себя, прокладывая обжигающую цепочку поцелуев до самой груди. Он посасывал, поглаживал и пощипывал ей грудь, пока желание не стало для нее нестерпимым, а поцелуи не перестали приносить удовлетворение.
Он расстегнул ее бриджи, опустил туда руку, погладил живот. Дебора вскрикнула. Его пальцы спустились ниже, к нежной плоти, прошлись по завиткам внизу живота и погладили другое бедро. Она снова застонала и выгнулась под ним, впиваясь ногтями в спину. Напряженная до предела, как натянутая тетива, она почувствовала, как тает под его настойчивыми ласками, его ароматом и тяжелым телом. Эллиот передвинулся, поднял голову от соска и накрыл губами ее губы, заглушая инстинктивный крик протеста. Он целовал ее сильно и глубоко, но потом ее стали накрывать и другие ощущения. Его ласковые пальцы плавно проникли во влажное горячее сосредоточие женственности.
Все ее тело свело судорогой. Подобное она испытывала не впервые, ей пришлось научиться получать удовольствие в одиночестве, но то, что почувствовала сейчас, не шло ни в какое сравнение. Это не просто разрядка, универсальное средство расслабиться. Совсем иначе. Медленно разгорающееся удовольствие, настолько сладкое, что хотелось продлевать и продлевать наслаждение. Еще немного, еще. Она напряглась, пытаясь сдержаться. Еще. Но Эллиот завладел ее ртом, его пальцы снова поглаживали нежную плоть. И она покатилась в пропасть.
— Давай же, — произнес он гортанным голосом, и его прикосновения стали целенаправленными, а ласки сильнее и быстрее, пока она не почувствовала, что не дождется завершения. Она больше не могла сдерживаться и уткнулась ему в плечо, заглушая собственный крик, содрогаясь от кульминации. Потрясенная ее силой, она цеплялась за Эллиота и едва дышала.
Он обнимал ее, хотя болезненная пульсация между ног стала почти непереносимой. Свобода. Экстаз. Точно так, как он представлял, даже лучше. Он поцеловал ее в волосы. Она цеплялась за него, как за якорь, прижималась щекой к груди, касаясь губами кожи. Потом сунула между ними руку и коснулась его через бриджи. Осторожно коснулась, но этого оказалось достаточно, чтобы у него закипела кровь. Она принялась на ощупь расстегивать его бриджи. Эллиот рывком раздернул застежку, стащил их и опустился рядом с ней на колени.
Дебора приняла вертикальное положение. Достоинство Эллиота было значительно больше, чем у Джереми. И очень твердое. Джереми никогда не был таким. Ей хотелось дотронуться до него, но она боялась. Когда она прикасалась к Джереми…
Нет, только не эти воспоминания! Дебора в отчаянии пыталась от них избавиться, затолкать куда-нибудь в далекий угол, но память о прошлом набирала силу, а храбрость слабела, подобно мужественности Джереми. Сейчас ведь все по-другому. «Эллиот совсем другой», — напомнила она себе, но все же не смогла протянуть к нему руку. Так хотелось к нему прикоснуться, что даже мысль о возможном позоре была непереносима. Всю ее уверенность как ветром сдуло, вместе со сладко щекочущей кульминацией и восторгом ночного приключения. Теперь она чувствовала лишь опустошенность. Отодвинулась от него, забилась в уголок баржи.
— Извини. Извини, я просто не могу. Такое внезапное отступление его просто ошеломило.
— Не можешь? — повторил он, пытаясь вникнуть в ее слова, понять, как пылающая богиня с золотистыми волосами и розовыми, как сама женственность, сосками может так быстро превратиться в робкое, забитое существо. — Я сделал тебе больно? Я тебя испугал? Я не хотел…
— Нет-нет, дело во мне. Я не должна была… я думала, что смогу, но нет. Мне так жаль, Эллиот.
Желание причиняло ему боль. Она такая разгоряченная и влажная. Готова его принять. Но он увидел ее бледное напряженное лицо и перепуганные глаза. Чем он это заслужил? Осознав, что еще обнажен и до сих пор тверд, Эллиот схватил с палубы ворох одежды и быстро натянул рубашку и бриджи. Потом передал Деборе ее одежду и стал обуваться.
Дебора дрожащими руками натягивала рядом с ним свой жилет.
— Давай я. — Эллиот помог ей застегнуть пуговицы. Ему на руку упала слеза. — Ты не можешь мне рассказать, в чем дело?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне казалось, ты хотела.
— Я не могу. — Дебора шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом.
— Не скажешь почему?
— Я не могу. — Дебора судорожно втянула воздух. — Я думала, что смогу… но не стоило питать иллюзий. Я не должна была… мне надо было тебя остановить, но с тобой я начинала чувствовать… и я подумала… но я не должна была. Нам пора ехать, а то лошади могут застынуть. — Она отпихнула его в сторону, натянула сапожки и на дрожащих ногах стала выбираться с баржи.
— К дьяволу этих проклятых лошадей! — воскликнул Эллиот и схватил ее за плечи. — Что, черт возьми, такое кроется в твоем замужестве и так на тебя подействовало? Посмотри на себя, ты вся дрожишь.
— Ты сердишься на меня. Имеешь полное право. Это моя вина. Мне очень жаль. — Всегда так, все из-за нее. Как она сглупила, решив, что сейчас все может быть по-другому. По щеке скатилась другая слеза. Дебора отчаянно заморгала. В груди бушевали чувства, о которых не должен был узнать Эллиот. Нельзя, чтобы они ее захлестнули, только не так. И она поступила единственным известным ей способом. Вытеснила все, что чувствовала. Притворилась каменным изваянием, сверкающим недоступным камнем. Это оказалось значительно труднее, чем ей помнилось, но она много лет практиковалась в подобном искусстве. — Нам пора ехать.