Скандальные признания - Страница 42

— Ты хочешь расстаться? — В груди Деборы вспыхнул огонек надежды. После этой ночи, поистине впечатляющего провала, подобный исход становится единственно возможным выходом.

Но Джереми снова рассмеялся:

— Нет, этого удовольствия я тоже тебе не доставлю. Не хочу давать сплетницам никаких поводов. Иметь жену, даже такую, как ты, — какая-никакая, но все же защита. И поскольку все мои усилия превозмочь отвращение к твоей плоти так и не привели к появлению наследника — еще одна заслуга, которой ты меня лишила, — я не вижу причин делать еще попытки. Я возвращаюсь в Лондон. А ты можешь оставаться в Кинсейл-Мэнор. Искренне хочу поскорее избавиться от твоего общества. Желаю тебе насладиться уединением.

Дебора открыла глаза и поняла, что раскачивается в кровати, а ресницы намокли от слез. Горело лицо, как от обжигающего холода. Больно смотреть на себя, глупенькую, одинокую, беззащитную девушку, которая не может за себя постоять. Неужели она родилась жертвой?

Но она все же нанесла ответный удар. Именно в ту ночь была зачата Белла Донна, единственное дитя их бесплодного союза. Она родилась несколько месяцев спустя, в результате маленького тайного акта мести за леденящую пустоту брачного ложа. Белла оказалась не просто лечением, а настоящей панацеей. Когда Джереми умер, она подумала, что это и есть ответ.

Дебора заставила себя выпрямиться и с трудом поднялась на ноги. Сердце у нее сильно билось, все тело покрылось липким потом. Голова раскалывалась. В ту ночь она видела Джереми в последний раз. Некоторое время спустя он умер во сне, приняв на грудь смертоносную смесь бренди и лауданума. Ей сообщили, что когда его нашли, лицо было спокойным, и она уцепилась за эти слова, как и за версию его смерти в результате несчастного случая. Каковы бы ни были проблемы Джереми, он бы никогда не опозорил имя Кинсейлов даже намеком на самоубийство. Кроме того, она была уверена, что, если бы он захотел покончить с собой, выбрал бы оружие или несчастный случай на верховой прогулке. Если каким-то противоречиям в его поведении и можно найти объяснение, уж во всяком случае точно не его решимости во что бы то ни стало сохранить официальные узы брака. Эту тайну он унес с собой в могилу.

Уже начало темнеть. Дебора дрожащими руками долго высекала огонь из трутницы и наконец зажгла свечу. Жизнь вдовы стала для нее не убежищем, а клеткой, причем собственноручно изготовленной. Тюрьмой, где решетки должны ее защищать, а на деле лишь усиливают одиночество. Теперь она хорошо это видела. Эллиот ей помог, благодаря ему она нашла в себе силы сделать первый шаг.

Сегодня она закончила свой роман. Если мистер Фрейворт прав, книга даст ей свободу. Эта мысль согрела ее. Возможно, завтра она напишет кому-нибудь из своих давних подруг. Она готова пробить стену, которую воздвигла из-за своего брака.

А Эллиот? Дебора взбила подушки и забралась обратно в постель. О, Эллиот! Как же ей хотелось, чтобы они познакомились раньше, когда она была еще самой собой. Она бы все отдала, лишь бы не быть сейчас такой развалиной. Возможно, удалось бы залечить свои раны и как-то приспособиться, однако одиночество все же предпочтительней. Наверное, время когда-нибудь отдалит прошлое, но кое-что залечить невозможно. Попытка полюбить искалечила ее, и шрамы останутся навсегда.

Эллиот вызывал у нее сильные и непривычные чувства. Они пугали, но мысль о том, что он может навсегда исчезнуть из ее жизни, пугала еще сильнее. Она не желала возвращаться в сумрак своего существования, но и идти на поводу того ужасающего искушения, что они испытали в эллинге, тоже неправильно.

Она наверняка его подведет, и тогда у него точно появятся причины ее презирать. Надо найти другой путь. Должен же быть способ стать друзьями, пусть и не такими интимно-близкими? Если бы только она могла отплатить ему сторицей! С радостью переключившись на эту затруднительную проблему, Дебора наконец заснула.

— Значит, ты решился? Вот Элизабет обрадуется.

Александр Мюррей проглотил остатки хереса и аккуратно поставил стакан на стол. Его неброская внешность вполне соответствовала сдержанному характеру. Среднего роста и телосложения, бледнокожий, веснушчатый, с рыжеватыми волосами, которые его обожаемая женушка называла «клубничными», а все остальные — и куда более точно — «имбирными». Довольно неприметный малый, хотя его это вполне устраивало.

Однако он обладал отличной деловой хваткой. В Лондоне его прозвали Оракулом. В туманном мире правительственных финансистов Алекс пользовался большим уважением и давал частные консультации. Будучи скрытым банкиром быстро увеличивающейся империи, он знал очень и очень много. Большая часть этих сведений была неприятна, очень малая их часть — действительно полезной, а кое-что очень задевало его шотландскую гордость.

— Я смотрю, Павлин снова взялся за свои штучки, — произнес он.

Внезапная смена темы изумила Эллиота, сидящего напротив. Он лениво улыбнулся, скрывая свои истинные чувства.

— Да, этот дьявол вызывает восхищение. Чрезвычайно умен.

— И даже больше. Я бы сказал, он преследует какую-то цель.

Эллиот вопросительно поднял бровь:

— С чего ты взял?

— Пресса, разумеется, сосредоточилась на самом преступлении, но мне кажется, глядя на жертв, вырисовывается определенная картина.

— Неужели? Уточни, что ты имеешь в виду.

Алекс нахмурил рыжеватые брови:

— Все жертвы так или иначе связаны с армией. Мне вдруг подумалось, что наш павлинообразный приятель может оказаться бывшим военным, желающим отомстить.