Решив доказать себе, что на нее можно положиться, Дебора сумела наконец двинуться с места. Сердце билось так сильно и быстро, что она боялась упасть в обморок, но прикусила губу, вытерла влажные ладони о бриджи и осторожно села на подоконник.
Эллиот уже стоял на земле и с тревогой смотрел вверх. Она махнула ему. Земля внизу закружилась. Не смотри вниз!
Дебора взялась за веревку, как он ей показывал, и задом полезла наружу. Ее ноги болтались в воздухе. Часто дыша от паники, она с трудом поймала веревку одной ногой и зажала бедрами. На одних руках точно не удержаться. На какое-то ужасное мгновение она застыла наполовину в комнате, наполовину снаружи. Потом оттолкнулась от края и стала спускаться. Медленно, на дрожащих руках. Ладони горели, несколько раз терялась веревка, приходилось снова искать и вцеплялась еще сильнее. У нее болели плечи. И ноги. Спускаться медленно, не смотреть ни на окно, ни на Эллиота. Один этаж. Если она сорвется, то уже не погибнет. Может, сломает себе что-нибудь. Слабое утешение. Не думай о падении! Спускайся! Казалось, руки сейчас вырвутся из плеч. Слава Небесам, что на ней бриджи. И все равно она будет вся в синяках. Вниз.
— Осталось совсем немного. Держитесь.
Впервые за эту ночь голос Эллиота звучал напряженно. Дебора рискнула посмотреть вниз. Ее ноги болтались примерно в ярде от его запрокинутого лица. Она усмехнулась с триумфом и облегчением:
— Вы опасались, что я на вас упаду? Как вы упали на меня в Кинсейл-Мэнор?
Эллиот схватил ее за лодыжку:
— Это приходило мне в голову!
Зная, что теперь она в безопасности и он ее держит, Дебора быстро преодолела оставшееся расстояние. Не поддержи он ее, она бы опустилась на каменистую землю, ноги совершенно не держали, казалось, они начисто лишены костей.
— Извините. — Она схватилась за пальто Эллиота. — Мне только нужно…
Тревожно глянув в сторону конюшен — оттуда послышался грохот подъезжавшей кареты, — Эллиот обхватил Дебору за талию.
— Нам надо поторопиться. Если кто-то придет, веревка нас выдаст.
Дебора виновато осознала, что даже не закрыла окно. Оно предательски зияло широко раскрытое, с него торжественно свешивалась веревка.
— Со мной все нормально, — произнесла она. Потом выпрямилась и, не обращая внимания на пульсирующую боль в ногах, неверным шагом направилась к выходу из конюшен. Скрипя зубами, заставила себя идти вперед.
— Не так быстро, или мы привлечем нежелательное внимание. Надвиньте на лицо шляпу. — Эллиот догнал ее и взял под руки. Крепко стиснул пальцы.
В полной тишине они пешком вернулись в Ханс-Таун. Теперь, когда все кончилось, Эллиот сам себе удивлялся, что согласился подвергнуть Дебору такой опасности.
— Мне не стоило брать вас собой.
Дебора повернула в замке ключ и открыла дверь.
— Не говорите так. Я рада, что вы это сделали. Замечательно. Только не говорите, что вы сожалеете.
— Я солгал бы, если бы так сказал, — хрипло ответил он.
Она уже дома, в безопасности. Все закончилось. Дебора благоговела перед собственной дерзостью. От избытка чувств хотелось зааплодировать.
— Не могу поверить, что мы это сделали, — проговорила она. — Мы действительно это сделали. Мы сделали это!
Она чувствовала прилив невероятной энергии, радость бурлила, перехлестывая через край, хотелось смеяться во весь голос. Она приглушила смех, закрывая рот ладонью.
Отняв ото рта ее руку, Эллиот прижался к ней губами. Он не мог отрицать очевидное — ее присутствие придавало его вылазке особую остроту. Ее смелость и восторженное волнение подстегивали. Он провел языком по подушечке большого пальца, припухшей там, где натерла веревка, и почувствовал, как Дебора резко втянула воздух и подалась к нему. Его переживания обострились и слились в желание, как расплавленный металл вливается в форму клинка. Он притянул ее к себе и завладел ртом.
Грубый, совсем не изысканный поцелуй. Сильный, опасный, требовательный. Дебора на мгновение застыла, потрясенная почти неприкрытой страстью. Это был уже не тот Эллиот, которого она раньше целовала. Другой — дикое, опасное порождение ночной тьмы. Как и она сама этой ночью.
Но его пыл и безудержность разрушили запретные барьеры. Эллиот прижимал ее к двери и лихорадочно ощупывал сквозь слои одежды мягкую плоть. Их языки встретились, ее губы раскрылись ему навстречу, и она с таким жаром вернула ему поцелуй, что оба лишились мыслей и самообладания. Он ответил ей и поцеловал еще глубже, яростно проникая языком в ее рот. Она реагировала с не меньшей силой.
Никогда в жизни, даже в самых диких фантазиях, Дебора так никого не целовала. И никто так не целовал ее. И даже Беллу. Этим созданием всегда руководили более таинственные и рассудочные мотивы, чем примитивная страсть. Поцелуи, дикие, яростные, голодные, перенесли Дебору и Эллиота в комнату красного бархата и подлинного шелка.
Он завладел ее ртом, но она не чувствовала себя покоренной, напротив, это лишь подстрекало ее возвращать натиск за натиском, хотелось куда большего. Все потеряло значимость, осталось только желание. Казалось, вся ночь сузилась до этих минут, будто все ее чувства какой-то алхимией превратились в раскаленную добела жажду, сосредоточились в этом быстром головокружительном безрассудном полете.
Дебора застонала, Эллиот находил лишь пуговицы и одежду. Нащупал замок, и, не прекращая целоваться, они вдвоем ввалились в темную тишину узкого холла.
Пятясь задом, она задела маленький столик и уронила стоящий на нем подсвечник. Эллиот сорвал с Деборы пальто и бросил на пол. За ним последовало его собственное. Потом шляпы. Волосы Деборы рассыпались по плечам. Она обхватила его за шею, вжимая пальцы в теплую шелковистую кожу над шейным платком. От него пахло потом и мылом. Солоноватый, пикантный запах. Чисто мужской.