Дебора оторвалась от сочинения и, глянув на часы, с изумлением обнаружила, что уже значительно больше двух часов. Перед ней лежало явное свидетельство ее трудов — стопка исписанных листов. Первоначально аккуратные, буквы постепенно превращались в каракули, когда перо не успевало за галопирующим воображением. Она уже и забыла, каково это, когда подстегивает вдохновение. Эта мысль заставила ее осознать, какой рутиной стало для нее сочинительство. Обрывки романа щипали, как пальцы, заставляя вновь взяться за перо, пока она не потеряла нить повествования. Все, с нее на сегодня достаточно!
У нее болела рука, а голову словно набили ватой. Дебора вытерла руки о блузу в чернильных пятнах, которую специально надела, чтобы не запачкать платье, положила рукопись в стол-бюро и закрыла крышку.
Испытывая сильное желание подкрепиться, она сходила на кухню и сделала себе крепкого чая, но, возвращаясь в маленькую гостиную, так и застыла на пороге.
Эллиот выглядел безукоризненно. Ни единой складочки на кителе оливкового цвета и лимонных панталонах. Начищенные гессенские сапоги с кисточками блестят. Дебора в ужасе ощутила свои заколотые кое-как волосы, рабочую блузу всю в пятнах и перепачканные чернилами пальцы. Ну почему он всегда застает ее в наихудшем виде? Ведь сам с каждым разом выглядит все более привлекательно. Более высокий. Более мускулистый. Панталоны облегают его, как вторая кожа. Словом, «более» во всех отношениях! И почему он всегда так ей улыбается? А она? Если решила его забыть, почему так рада его приходу?
Дебора прижала к себе поднос с чаем.
— Как вы вошли?
Для нее стало шоком увидеть его вот так, словно сошедшего со страниц романа о Белле. И вкупе с предательской дрожью удовольствия это вызвало довольно агрессивную реакцию. Однако все лучше, чем показать, как он на самом деле на нее действует.
— Грош цена была бы Павлину, не проберись он в дом с такими хлипкими замками, — усмехнулся Эллиот и перехватил у нее поднос с чаем, не оставив ей другого выбора, кроме как проследовать за ним в гостиную.
— Я не предполагала, что мы снова увидимся. — Дебора села на краешек кресла у камина. Ей ужасно хотелось чаю, но она боялась, что у нее будут трястись руки, если станет его наливать.
Эллиот поднял бровь:
— Но вы же понимали, что я нанесу вам визит, разве не так?
— Прошлой ночью мы окончательно попрощались.
— Не мы, а вы.
Дебора беспомощно уставилась на него. Он ждал, что она что-нибудь скажет, но она стала отмерять заварку из маленькой деревянной чайницы. И, наливая кипяток в оловянный заварной чайник, все-таки расплескала воду.
— Я принесла только одну чашку.
— Ненавижу чай, — заявил Эллиот и уселся напротив.
Дебора налила себе чаю, сделала глоток и глубоко вздохнула:
— Зачем вы здесь?
Вызывающие нотки в ее голосе не обманули его.
Она нервничала, но обрадовалась его приходу и не смогла этого полностью скрыть.
Эллиот вручил ей газету:
— Я подумал, вас это может заинтересовать.
Дебора стала просматривать заметку, и по мере чтения ее лицо осветилось слабой улыбкой.
— Сегодня утром я уже почти уверилась, что это плод моего воображения. Мне и сейчас с трудом верится, даже несмотря на материальное доказательство.
— К счастью, похоже, никто не знает, что у меня был сообщник, но вам все равно следует проявлять крайнюю осторожность. Никому ни слова, даже случайно.
— Я ничего не скажу, — ответила Дебора, но, вспомнив написанную сегодня сцену, почувствовала себя виноватой. Правда, она себя уговаривала, что изменила множество существенных деталей и никто не сможет ни о чем догадаться. — Но я уверена, бояться нечего. Не думала, что вы такой паникер.
— Я волнуюсь не за себя, а за вас. Моя безопасность меня мало волнует, но я не хочу, чтобы ваша была на моей совести.
— Так не будет. Ведь это я убедила вас взять меня с собой.
— Я бы не позволил себя убедить, если бы сам этого не хотел, — криво улыбнулся Эллиот. — Ну, и как вам такая опосредованная известность?
— Опосредованно, — откликнулась Дебора. — У меня такое чувство, что не я, а кто-то другой спускался вниз по веревке. Хотя должна признаться, совесть меня с опозданием, но забеспокоила. Картина ведь очень ценная.
— И вы переживаете, как я распоряжусь своей неправедной прибылью? — предположил Эллиот. — Не смотрите на меня так, я вас ни в чем не виню. Наоборот, я удивлен, почему вы раньше меня не спросили.
— Стыдно признаться, но, наверное, я не хотела искать причину, чтобы не идти с вами, — призналась Дебора и поставила недопитую чашку. — Почему вы это делаете, Эллиот? В смысле, частично я понимаю почему, ради острых ощущений. Догадываюсь, после привычной обстановки обычная жизнь кажется вам скучной и пресной. Но вы обмолвились, что вас мало волнует собственная жизнь. Неужели хотите, чтобы вас поймали?
— Конечно нет. Да, мне скучно, частично поэтому. Моя сестра считает, что я должен подыскать себе какое-нибудь доходное занятие, и она, скорее всего, права, — поморщился Эллиот.
— Доходное занятие как-то с вами не вяжется. Я не знала, что у вас есть сестра. Она живет в Лондоне?
— В данный момент — да. Лиззи замужем за суровым шотландцем, который желает умыкнуть ее в горы, чтобы рожать их первого ребенка. — Эллиот усмехнулся, радуясь перемене темы. — Представляю, какие у них будут грандиозные битвы со свекровью, и я знаю, на кого поставлю. Лиззи не нуждается в чужих советах и не имеет желания претворять их в жизнь.