— На ходу, майор. Вам нужна помощь с миссис Нэпьер? — с усмешкой поинтересовался сержант.
— Не думаю. Прощайтесь, Дебора, — приказал он и, понизив голос, чтобы слышала только она, добавил: — Я обожаю, когда вы так извиваетесь, но предпочитаю, чтобы вы подождали, пока мы останемся наедине.
Дебора вспыхнула и наградила его испепеляющим взглядом.
— До свидания, сержант Лайл. Спасибо вам за гостеприимство. Надеюсь, в следующий раз вы уделите мне немного времени. Мне очень интересно узнать, где вы побывали и что видели. К сожалению, сейчас моя свобода сильно ограничена, иначе я бы могла послушать прямо сейчас, — натянуто сказала она.
— Думаю, майору Марчмонту виднее, мэм. — Лайл не удержался и фыркнул от смеха.
— Это было унизительно, — заявила Дебора. Она отобрала у него плед и собственноручно укутала ноги.
— Упасть в обморок было бы еще хуже.
— Со мной не бывает обмороков.
— Судя по виду, вы были чертовски близки к тому, чтобы потерять сознание.
Эллиот кинул малолетнему «груму» шестипенсовик, а остальной шпане — горсть медяков. Мальчишки одобрительно закричали.
— Вы совершенно о себе не заботитесь, — сказал он, понукая упряжку.
— Я вполне способна…
— Дебора.
Она скрестила руки на груди:
— Что?
— Почему бы вам не отдохнуть? Я о вас позабочусь.
— Я не нуждаюсь в вашей заботе.
— Нуждаетесь. А кроме того, я этого хочу. Вы позволите?
Дебора внезапно ощутила, что ее душат слезы. По щеке тут же скатилась слезинка, и она стерла ее перчаткой.
— Извините. Наверное, мне действительно следует поесть. — По щеке скатилась другая слеза, и еще одна. Дебора отвернулась, отчаянно пытаясь обрести самообладание. Надеялась, что Эллиот ничего не заметил. Украдкой посмотрела на него и натолкнулась на его взгляд. Он, конечно, заметил ее слезы. — Извините, — повторила она.
Эллиот покопался в кармане и вытащил большой чистый платок.
— Перестаньте извиняться, вы ни в чем не виноваты. Это моя вина. Посещение амбулатории слишком сильно на вас подействовало. Я не должен был вас туда приводить.
— Я сама настояла. — Дебора вытерла платком слезы. Она видела его напряженное лицо, сведенные брови. Шрам на лбу побелел. Она уже достаточно его знала, чтобы понимать, он сердится не на нее — на себя. Чувство вины заставило ее сделать признание, о котором предпочла бы никому не рассказывать. — Дело не в амбулатории. Просто никто раньше не предлагал обо мне позаботиться. От этого я стала такой жалкой.
— Не хочу слышать, что вы так о себе говорите, — резко сказал Эллиот. — Вы далеки от того, чтобы называться жалкой.
— Извините.
— И перестаньте без конца извиняться.
— Извините. Я имела в виду, мне жаль. — Дебора сумела слабо улыбнуться. — Я обещаю, как только вернусь домой, сразу чего-нибудь поем.
— Вы пока едете не домой. Я везу вас ужинать.
— Я не одета для выхода в свет.
— Для ужина еще рановато, да я и не предлагаю вам посетить какое-то модное заведение. В Холборне есть отличный постоялый двор «Старый колокол», там превосходно кормят. Нет-нет, даже не пытайтесь протестовать. Вы в состоянии разве что схватиться за поводья, но это не поможет, так что не тратьте лишних слов и позвольте мне сосредоточиться на дороге. Как ни больно признавать, но мое умение править экипажем всегда подвергается в Лондоне серьезному испытанию. Слишком много разнообразного транспорта. И членства в клубе «Запряженная четверка» мне не видать как своих ушей.
— По-моему, вы скромничаете. Править запряженной двойкой дело тоже совсем не легкое. Хотя, должна признать, не представляю вас в сине-желтом жилете, не говоря уже о шейном платке в горошек.
— О нет, я тоже не представляю. Откуда вам известно, что носят члены «Запряженной четверки»?
— Джереми принадлежал к ним, — коротко ответила Дебора. — Лошади были его страстью. Одна из немногих позиций, где мы имели что-то общее. — Она пожевала нижнюю губу. — Даже, можно сказать, единственная.
Она надолго замолчала, взгляд снова потускнел, лицо побледнело. Эллиот молчал, его переполняли гнев и сострадание. Он сжимал поводья с такой силой, что лошади сбились с шага, и ему понадобилось несколько минут, чтобы их выправить. Потом посмотрел на Дебору и увидел, что она смежила веки.
Она спала до самого постоялого двора. Экипаж остановился. Дебора заморгала и с удивлением огляделась:
— Мы уже на месте?
И с радостью приняла его руку, на дрожащих ногах вышла из экипажа. Слуги тут же увезли коляску к конюшням.
Постоялый двор оказался большим, явно бывшая таверна. К главному зданию с торца было пристроено двухэтажное крыло, а к нему под прямым углом еще одно, трехэтажное. Все три здания на уровне первого этажа соединялись ненадежными на вид галереями.
Эллиот подтолкнул Дебору к открытой двери главного здания. Там их уже поджидал хозяин в белоснежном переднике.
— Нам нужна отдельная комната, кроме того, леди желает освежиться, — сообщил Эллиот. — И ужин, чем скорее, тем лучше.
— Конечно, сэр. С вашего позволения, вы прибыли как раз вовремя, бристольская почтовая карета как раз уехала. У меня есть превосходная комната в глубине дома, подальше от шумного бара. — Хозяин щелкнул пальцами и приказал служанке проводить леди наверх и принести кувшин горячей воды, а сам повел Эллиота в небольшую гостиную, где вовсю пылал огонь в камине.
Через четверть часа к Эллиоту присоединилась Дебора. Ужин ожидал на столе, оловянные тарелки, кувшин кларета и ломти свежего, еще теплого хлеба.